Иоанна Хмелевская - Алмазная история [Великий алмаз, Большой алмаз]

— Довольно своеобразная позиция, — мягко заметил граф. — Вас угнетает какая-то… гм… неприятность?

— Угнетает одна, и весьма существенная. Безденежье. Я лишился всего, я — нищий! И что делать, ума не приложу. Ведь не могу же я обречь на нищету женщину, которую люблю больше всего на свете, а жить без неё тоже не могу. Вы говорите, что я похудел, ничего удивительного: питаюсь в основном угрызениями совести, а это малокалорийная пища. Простить себе не могу, что был таким идиотом, недавно только… ну, уже почти три года… одумался и взглянул правде в глаза. Да, признаюсь, я подумывал о богатой женитьбе, но как только увидел вашу дочь, забыл обо всем на свете. Я скорее застрелюсь…

Граф Дембский был человеком уравновешенным и с большим чувством юмора. Столь драматичное признание его рассмешило, ибо финансовые проблемы, как препятствие в возможной женитьбе на Клементине, стояли на самом последнем месте.

— Вряд ли это будет лучшим выходом, — прервал он отчаянный монолог де Нуармона и подлил ему вина, тактично скрывая при этом своё веселье. — А что у вас, собственно, осталось? Ведь от любого состояния что-нибудь непременно остаётся.

— Осталось… — Слова виконта были полны горечи и сарказма. — Несколько коров и свиней… Женюсь на обожаемой женщине и осчастливлю тем, что ей предстоит кормить крупный рогатый и прочий скот…

— Я, упаси Бог, не хочу на вас давить, но должен сообщить, что моя дочь отлично умеет ходить за свиньями, — промолвил граф, с трудом сдерживая смех. Искренность и простота виконта явно свидетельствовали в его пользу. А сознание собственного материального благополучия, которое могло решить все проблемы, позволяло графу чувствовать себя уверенно и отлично развлекаться занятным разговором.

Де Нуармон открыл было рот, чтобы произнести очередную мрачную тираду, но промолчал, а затем с горечью заметил:

— Вы надо мной смеётесь. И правильно делаете.

— Даже и не думал.

— Но это невозможно. Мадемуазель Клементина и свиньи?!

— А также коровы, лошади и куры. Вам, юноша, не мешает поучиться истории и географии. Наша страна многое пережила, и было время, когда моя дочь в глухом лесу стерегла свиней, пряча их от врага. Иначе повстанцам в той местности нечем было бы питаться. А ещё случилось и так, что все мужчины из имения взялись за оружие и ушли, а женщинам пришлось несладко. Моя дочь доила коров и чистила лошадей. И, надо сказать, полученное ранее образование нисколько ей не помешало.

Де Нуармон уставился на графа как баран на новые ворота, стараясь переварить полученную информацию и решить, кто же из них так напился всего с трех бокалов вина.

— Боже правый… И что… Она и теперь любит этим заниматься?

— Во всяком случае не питает чрезмерного отвращения. Клементина девушка разумная и понимает, что такое необходимость. Хотя, конечно, не мечтает стать дояркой, как мне кажется. Правда, мужчине средних лет иногда бывает трудно понять молодую даму.

Виконт машинально отхлебнул вина и начал приходить в себя.

— Ваша дочь — сокровище со всех точек зрения, — категорично и печально заявил он. — Будь у меня хоть малейшая возможность… Ну, скажем, некоторая имеется, но весьма сомнительная… Я бы попытался… Вы видите, граф, я излишне откровенен, в обществе так не принято, но я пользуюсь привилегией беседы с другом, так как считаю вас своим другом… Ещё с тех пор, когда мне было восемь лет, а отец отзывался о вас с такой симпатией и уважением… Вот и сейчас я почти забыл, что говорю с человеком, который является отцом женщины, составляющей счастье и одновременно несчастье всей моей жизни…

— А что, собственно, заставило вас три года тому назад так изменить свой образ жизни? — снова прервал граф душеизлияния виконта. — Ведь тогда у вас ещё кое-что оставалось?…

Де Нуармон какое-то время боролся с искушением рассказать всю правду.

— Оставалось. И не только. Мне повезло выиграть в баккара значительную сумму. Столь значительную, что позволила мне продержаться до сих пор. А к тому же… Ну, что же… Поговорим как мужчина с мужчиной, ведь не думаете же вы, что я вёл монашеский образ жизни… Одна девушка… Простая девушка, даже не красавица, но полная очарования, умница… легко могла играть роль настоящей дамы…

По своему тогдашнему легкомыслию я готов был даже жениться на ней и считал это забавной шуткой.

Вероятно, я в ту пору достиг предела собственной глупости… Она погибла у меня на глазах под колёсами кареты в тот момент, когда казалась так близкой к цели всей своей жизни. Смерть погасила надежду в её глазах…

Знай виконт, что надежда в глазах Мариэтты была тесно связана с микстурой, которая ждала его в хрустальном графинчике, он, возможно, не столь трогательно вспоминал бы усопшую. Но поскольку не знал, то с чистой совестью мог излучать благородство и раскаяние.

— Я её не любил, — продолжал изливать душу молодой человек, — но был к ней очень привязан, и эта смерть меня потрясла. Никто ни о чем не знает. Все полагают — я образумился, чтобы выгодно жениться. На самом деле после первого шока я задумался, что же со мной происходит и к чему все это приведёт…

— По-моему, вы скорее заслуживаете одобрения, чем порицания, — задумчиво произнёс граф. — До меня доходили разные мнения на ваш счёт. Я и сам в молодости валял дурака и, если бы не смерть отца и необходимость вернуться на родину, вероятно, зашёл бы очень далеко. Хотя, с другой стороны, лучше бы мне растранжирить как можно больше, сейчас бы им нечего было отбирать.

— Если я правильно понимаю, у вас конфисковали все имущество?

— У меня — да. К счастью, у моей матушки кое-что осталось.

— Ну вот, вы сами видите… — Виконт с грустью вернулся к предыдущей теме. — У моих родителей тоже кое-что осталось. Можно считать это исходным пунктом — и не из такой малости работящие люди делали состояния. Засесть в деревне, лично ухаживать за свиньями, коровами и клочком виноградника, всю жизнь провести в тяжких трудах, и наверняка мои внуки снова станут богатыми людьми. Пожалуй, так я и сделаю вместо того, чтобы стреляться, но я никогда бы себе не простил, если б запряг в эту каторгу ангела…

— Вглядитесь-ка в себя самого хорошенько, — посоветовал граф, которого виконтовы метания снова начинали смешить. — Ангел ангелом, но вы-то сами живёте в трех комнатушках с одной только служанкой, с женой, которая сама кормит детей, так как не может позволить себе завести кормилицу, с двумя сменными жилетками и единственным немодным фраком, без оперы, визитов, экипажа?

Виконт тут же вспомнил, как живёт старый ростовщик, которому он задолжал огромные деньги, и в связи с чем однажды посетил его на дому.

— А разве обязательно жить в Париже? — с отвращением прервал он столь красочное описание графа. — Почему не в деревне? Мне даже нравится сельская жизнь, а фрак там нужен как рыбке зонтик.

А что до развлечений, то один конь, одно ружьё и красавица-жена — вполне достаточно. И вообще я мог бы отправиться в Америку и корчевать там дикие леса.

— Нет уж! — Граф Дембский был неумолим. — Я прошу представить себе жизнь скромного чиновника в Париже. Такую, тысячи на две в год. Постарайтесь напрячь воображение и ответьте честно.

Виконт молчал довольно долго, потягивая вино и бессмысленно глядя вдаль. Ему представились две картины. Одна — вполне сносная — жизнь одинокого молодого человека, который не тратился на кормёжку, активно посещая званые обеды и ужины, а двух тысяч вполне хватало бы на гардероб и прочие мелочи. Вторая — просто ужасная — тот же самый человек, обременённый семьёй, с рано постаревшей женой и вечно голодными детьми…

— Я бы попытался что-то сделать, — не сдавался де Нуармон. — Полагаю, энергии хватит. Может, сэкономил бы сто франков и сыграл бы на бирже или заделался грабителем с большой дороги. Лишь бы моя жена была счастлива. Придумал бы что-нибудь. Не смотрите, что я с виду такой болван.

— А, скажем, при доходе в сто тысяч…

Виконт взглянул на графа Дембского с явным беспокойством.

— Шутите. Это же нормальный доход весьма… ну, среднеобеспеченных людей…

— И можно его проматывать…

— Никогда! Ни за что! Это уже было, я дал слово, поклялся всеми святыми! В светлые минуты я даже все продумал: я бы восстановил Нуармон! Свои лошади, своё вино, фрукты, рыба, мясо… Ну уж нет, во второй раз такого маху я бы не дал!

Граф Дембский понял, что слышит правду. И принял решение. Остальное зависело от дочери.

И тут как раз Клементина вернулась из гостей.

Разгорячённый и замороченный разговорами виконт де Нуармон обалдел до такой степени, что, невзирая на присутствие, возможно, будущего тестя, сорвался с кресла и бросился перед девушкой на колени.

— Простите меня, мадемуазель! — отчаянно возопил он. — Я люблю вас! Безумно! Я нищ и не имею на вас никакого права, но если вы согласитесь стать моей женой, я не знаю, что сделаю!